Воспоминания и судьбы
Участников и руководителей геологического движения школы-лицея № 130 г. Екатеринбурга
Дорогие друзья!
Если вы были участниками ЮГП школы-лицея № 130, предлагаем вам поделиться своими воспоминаниями. Вы можете ответить на предлагаемые вопросы или написать нам в свободной форме по адресам: kozynaky@mail.ru или galinanesterova1970@gmail.com
Если вы были участниками ЮГП школы-лицея № 130, предлагаем вам поделиться своими воспоминаниями. Вы можете ответить на предлагаемые вопросы или написать нам в свободной форме по адресам: kozynaky@mail.ru или galinanesterova1970@gmail.com
1. Представьтесь, пожалуйста. (ФИО)
2. Когда вы занимались в кружке? (годы занятий)
3. Кто был вашим руководителем в тот период?
4. Какие поездки вам запомнились?
5. Какие находки?
6. В каких соревнованиях, конкурсах вы участвовали?
7. Припомните, пожалуйста, весёлые/смешные случаи.
8. Помогло ли вам по жизни занятие в кружке?
9. Кем вы стали после окончания школы?
10. Контакты (телефон, электронная почта и др.)
2. Когда вы занимались в кружке? (годы занятий)
3. Кто был вашим руководителем в тот период?
4. Какие поездки вам запомнились?
5. Какие находки?
6. В каких соревнованиях, конкурсах вы участвовали?
7. Припомните, пожалуйста, весёлые/смешные случаи.
8. Помогло ли вам по жизни занятие в кружке?
9. Кем вы стали после окончания школы?
10. Контакты (телефон, электронная почта и др.)
«
Я окончил стотридцатую школу в 1971 году. Потом учился в Казанском Авиационном институте. Сейчас занимаюсь исследовательской экспертной работой.
Я всегда помогал отцу в музее, хотя свою жизнь изначально хотел связать с авиацией. Мечта, в общем-то, осуществилась.
Музей очень сильно изменился. Раньше был более простой, так сказать «полевой». Эта версия более цивильная, более современная.
Я восхищаюсь дедом и отцом, ведь они оставили наследство для будущих поколений. Вообще, музей — это очень хорошая возможность изучить геологию и позаниматься ей, а через эту науку больше узнать о своей Родине. Это действительно интересно. Хотелось бы, чтобы это всё не было заброшено. Желаю музею только процветания. Отец написал несколько книг, мы готовим новое издание. Чуть позже я обязательно принесу новую книгу в музей.
Я всегда помогал отцу в музее, хотя свою жизнь изначально хотел связать с авиацией. Мечта, в общем-то, осуществилась.
Музей очень сильно изменился. Раньше был более простой, так сказать «полевой». Эта версия более цивильная, более современная.
Я восхищаюсь дедом и отцом, ведь они оставили наследство для будущих поколений. Вообще, музей — это очень хорошая возможность изучить геологию и позаниматься ей, а через эту науку больше узнать о своей Родине. Это действительно интересно. Хотелось бы, чтобы это всё не было заброшено. Желаю музею только процветания. Отец написал несколько книг, мы готовим новое издание. Чуть позже я обязательно принесу новую книгу в музей.
Сергей Крежевских
»
В 130 школе я учился с 1970 по 1981 годы. Моя мама — Людмила Сидоровна Крежевских работала в этой школе учителем географии. Отец — Юрий Григорьевич Крежевских — геолог, работал в Уральском территориальном геологическом управлении (УТГУ).
После окончания школы я поступил в Свердловский Горный Институт (СГИ), сейчас он называется Уральский Государственный Горный университет (УГГУ). Через 5 лет успешно его закончил. Правда, геологом я работал не очень долго, всего несколько лет. Потом я увлекся программированием. И большую часть своей жизни проработал программистом.
Когда учился в школе — активно занимался геологией. Интерес к ней от моего отца, который с раннего детства мне рассказывал о камнях, о жизни и работе геолога. Он был очень увлеченным человеком, влюбленным в камень и увлекал нас своим интересом.
Во время учебного года у нас были занятия по разным геологическим предметам, а летом мы всем кружком выезжали в поле. Назывались мы Юношеской Геологической партией (ЮГП). И в поле выполняли вполне взрослую работу. Юрий Григорьевич работал в УГТУ в партии по проверке заявок. То есть туда поступали заявки, что где-то на Урале встречается какое-то полезное ископаемое. И нужно было туда поехать, провести геологическую разведку и сделать заключение о том, имеет это полезное ископаемое промышленный интерес или нет. Эту работу мы и выполняли под руководством наших руководителей.
Первое поле у нас было летом, если не изменяет память, 1975 года. Выезжали на гору Крон, под Курганово. Помню, что там мы находили красивый зеленый гранат уваровит.
В следующем году мы были в Башкирии на реке Шартымка (приток реки Уй). Там проверяли заявку на золото. И там же во время проведения геологических маршрутов мы нашли проявления яшм. И следующие несколько лет уже целенаправленно ездили по яшмовым месторождениям Южного Урала. Делали их ревизию (повторное обследование). Многие из этих месторождений и проявлений были известны и в разное время разрабатывались, но детального описания этих месторождений сделано не было. В результате этих поездок и собралась коллекция, которая легла в основу Музея яшм в нашей школе. А Юрий Григорьевич издал книги: «Яшмы Южного Урала» и «ЮГП уходит в поле. Опыт внеклассной работы».
Директором в то время был Ефим Ильич Каган. Он очень помогал в организации, как кружка, так и летних полевых работ и когда коллекция разрослась, вместо старой маленькой комнатки выделил большое помещение под новый музей. Это, конечно, был особенный музей, несмотря на его скромный «школьный» статус. Здесь была собрана уникальная коллекция яшм, которой могут позавидовать любые мировые музеи. Во-первых, яшмы были представлены во всём своём многообразии: полосчатые, пятнистые, пестроцветные, яшмы-неяшмы (это горные породы, называемые в народе яшмами, но по сути яшмами не являющиеся). Во-вторых, что не менее важно, каждый образец имел обязательную привязку к конкретному месторождению.
Кроме занятий и полевых работ у ЮГП были ещё и соревнования. Таких геологических кружков по стране существовало очень много: в школах, Домах и Дворцах пионеров. И проводились соревнования между ними: в районе, в городе, области и в стране. Соревнования были по различным геологическим дисциплинам: минералогии, построению геологического разреза, радиометрии, гидрогеологии, геологическому маршруту, защите геологического проекта. Надо сказать, что наша школьная команда успешно выступала на этих соревнованиях и в 1980 г. на Всесоюзных соревнованиях (тогда был еще СССР) мы заняли 1-е место. Команды-победительницы на соревнованиях награждались медалями. Медали делали из камня. Такие медали должны быть в музее. После школы я все свои медали отдал в музей. Ну и я был такой не единственный…
После окончания школы я поступил в Свердловский Горный Институт (СГИ), сейчас он называется Уральский Государственный Горный университет (УГГУ). Через 5 лет успешно его закончил. Правда, геологом я работал не очень долго, всего несколько лет. Потом я увлекся программированием. И большую часть своей жизни проработал программистом.
Когда учился в школе — активно занимался геологией. Интерес к ней от моего отца, который с раннего детства мне рассказывал о камнях, о жизни и работе геолога. Он был очень увлеченным человеком, влюбленным в камень и увлекал нас своим интересом.
Во время учебного года у нас были занятия по разным геологическим предметам, а летом мы всем кружком выезжали в поле. Назывались мы Юношеской Геологической партией (ЮГП). И в поле выполняли вполне взрослую работу. Юрий Григорьевич работал в УГТУ в партии по проверке заявок. То есть туда поступали заявки, что где-то на Урале встречается какое-то полезное ископаемое. И нужно было туда поехать, провести геологическую разведку и сделать заключение о том, имеет это полезное ископаемое промышленный интерес или нет. Эту работу мы и выполняли под руководством наших руководителей.
Первое поле у нас было летом, если не изменяет память, 1975 года. Выезжали на гору Крон, под Курганово. Помню, что там мы находили красивый зеленый гранат уваровит.
В следующем году мы были в Башкирии на реке Шартымка (приток реки Уй). Там проверяли заявку на золото. И там же во время проведения геологических маршрутов мы нашли проявления яшм. И следующие несколько лет уже целенаправленно ездили по яшмовым месторождениям Южного Урала. Делали их ревизию (повторное обследование). Многие из этих месторождений и проявлений были известны и в разное время разрабатывались, но детального описания этих месторождений сделано не было. В результате этих поездок и собралась коллекция, которая легла в основу Музея яшм в нашей школе. А Юрий Григорьевич издал книги: «Яшмы Южного Урала» и «ЮГП уходит в поле. Опыт внеклассной работы».
Директором в то время был Ефим Ильич Каган. Он очень помогал в организации, как кружка, так и летних полевых работ и когда коллекция разрослась, вместо старой маленькой комнатки выделил большое помещение под новый музей. Это, конечно, был особенный музей, несмотря на его скромный «школьный» статус. Здесь была собрана уникальная коллекция яшм, которой могут позавидовать любые мировые музеи. Во-первых, яшмы были представлены во всём своём многообразии: полосчатые, пятнистые, пестроцветные, яшмы-неяшмы (это горные породы, называемые в народе яшмами, но по сути яшмами не являющиеся). Во-вторых, что не менее важно, каждый образец имел обязательную привязку к конкретному месторождению.
Кроме занятий и полевых работ у ЮГП были ещё и соревнования. Таких геологических кружков по стране существовало очень много: в школах, Домах и Дворцах пионеров. И проводились соревнования между ними: в районе, в городе, области и в стране. Соревнования были по различным геологическим дисциплинам: минералогии, построению геологического разреза, радиометрии, гидрогеологии, геологическому маршруту, защите геологического проекта. Надо сказать, что наша школьная команда успешно выступала на этих соревнованиях и в 1980 г. на Всесоюзных соревнованиях (тогда был еще СССР) мы заняли 1-е место. Команды-победительницы на соревнованиях награждались медалями. Медали делали из камня. Такие медали должны быть в музее. После школы я все свои медали отдал в музей. Ну и я был такой не единственный…
Андрей Крежевских
«
В 1988 году я пошёл в первый класс школы номер 130. После окончания 9 классов, мои увлечения повели меня по дороге музыки и теперь я композитор, музыкант и звукорежиссёр.
В детстве я особенно не занимался геологией. Дед, видимо поняв мои увлечения музыкой, не настаивал на вовлечении меня в мир геологии. Однако я всегда был в окружении его идей и очень благодарен судьбе за то, что смог прикоснуться к его искусству, разделить радость добычи полевых «трофеев».
Самые яркие впечатления — это выезды на полевые работы!
Иногда на перемене я забегал в музей, разглядывал разные образцы, инструменты, карты, фотографии, вспоминал полевые походы. Особой радостью было залезть на «второй этаж» и, конечно, я знал, где можно достать из тайных закромов конфеты «Рачки», оставшиеся с прошлых полевых работ.
В детстве я особенно не занимался геологией. Дед, видимо поняв мои увлечения музыкой, не настаивал на вовлечении меня в мир геологии. Однако я всегда был в окружении его идей и очень благодарен судьбе за то, что смог прикоснуться к его искусству, разделить радость добычи полевых «трофеев».
Самые яркие впечатления — это выезды на полевые работы!
Иногда на перемене я забегал в музей, разглядывал разные образцы, инструменты, карты, фотографии, вспоминал полевые походы. Особой радостью было залезть на «второй этаж» и, конечно, я знал, где можно достать из тайных закромов конфеты «Рачки», оставшиеся с прошлых полевых работ.
Павел Крежевских
»
Сергей Всеволодович Кортов
10 февраля 2017 года юным представителям Лицея № 130 улыбнулась удача.
В сопровождении педагогов Г.М. Нестеровой и Н.В. Козыревой они отправились в Уральский федеральный университет, чтобы взять интервью у Сергея Всеволодовича Кортова, первого проректора УрФУ, доктора экономических наук, кандидата физико-математических наук, профессора и автора 172 научных работ, в том числе шести изобретений и четырех монографий.
В настоящий момент Сергей Всеволодович — Почетный работник высшего профессионального образования, а в прошлом — ученик нашего Лицея № 130, а также член геологического кружка. Об этом периоде школьной жизни мы и попросили его рассказать.
В сопровождении педагогов Г.М. Нестеровой и Н.В. Козыревой они отправились в Уральский федеральный университет, чтобы взять интервью у Сергея Всеволодовича Кортова, первого проректора УрФУ, доктора экономических наук, кандидата физико-математических наук, профессора и автора 172 научных работ, в том числе шести изобретений и четырех монографий.
В настоящий момент Сергей Всеволодович — Почетный работник высшего профессионального образования, а в прошлом — ученик нашего Лицея № 130, а также член геологического кружка. Об этом периоде школьной жизни мы и попросили его рассказать.
В геологический кружок я попал в 70-х, когда 130 Лицей ещё назывался просто «школа № 130». Я учился в 6-м классе, классы были большие — по 45 человек. Нашим классным руководителем была Майя Николаевна Кайгородцева. Тогда как раз стало популярным «кружковое движение», в школах и при дворцах пионеров массово появлялись кружки по самым разным направлениям. Я тоже активно посещал авиамодельный кружок, паял различные радиосхемы, ходил в конькобежную секцию.
Руководителем геологического кружка в 130 школе стала учитель географии Людмила Сидоровна Крежевских, а помогал ей в этом профессиональный геолог и супруг Юрий Григорьевич Крежевских. Он пришёл к нам и начал рассказывать про геологию. В результате собрался довольно узкий круг людей, которых он смог увлечь своими рассказами и идеями. Мы были среди первых, кстати.
В кружке я познакомился и подружился со многими интересными ребятами: Артуром Мовсисяном (с ним мы поддерживали связь до 2005 года), Ильдаром Зиганшиным — сыном нашего учителя физики и в будущем очень известным фотографом; Андреем и Александром Тымчурами, которые. Если не ошибаюсь, связали свою жизнь с геологией.
Я же после окончания школы оказался перед выбором: стать геологом или пойти по стопам отца и заниматься физикой. В то время не было такой проблемы — поступить «хотя-бы куда-нибудь», ребята выбирали именно предмет, профессию которой хотели заниматься по жизни, а потом, исходя из выбранной профессии, решали в какой институт поступить.
Благодаря занятиям в кружке и успешным выступлениям в геологических соревнованиях, я получил значок «Юный геолог СССР». Он давал право поступить без конкурса в любой геологический институт страны.
Но тут, можно сказать, отец взял меня «на слабо»: «Ты трусишь перед экзаменами?». Я выбрал физику и поступил на физико-технический факультет УПИ.
На базе кружка Юрий Григорьевич создал Юношескую геологическую партию (ЮГП) и получил заказ от Свердловского геологического управления.
Это было очень серьёзно на самом деле. Есть месторождения либо уже отработанные, либо такие, у которых не доказана экономическая целесообразность разработки. Отправлять туда партию профессиональных геологов было бы дорого, а детской геологической партии такие задания были по силам. Уральское геологическое управление обеспечивало ЮГП оборудованием, амуницией, транспортом до места и обратно, провиантом (тушёнка, сгущёнка), полевой формой — выдавали штормовки.
В «поле» (именно так назывались наши поездки) мы разбивали палаточный лагерь у реки или ручья и жили три недели, уходя на маршрут и проводя настоящие геологические изыскания. Обычно в поездку набиралось 10–11 ребят. Как руководитель Юрий Григорьевич был строг и требователен.
Наш день начинался в 6 утра, выдавали задачу на геологический маршрут. Проводилась подготовка (по карте и компасу прокладывали маршрут), сборы. В 8.00 мы выходили на маршрут. В 13.00 — сбор, обед. Потом выполнялась обработка материалов: описание, систематизация… часов до 17.00. Готовили, стирали, убирали территорию лагеря — всё сами.
Руководителем геологического кружка в 130 школе стала учитель географии Людмила Сидоровна Крежевских, а помогал ей в этом профессиональный геолог и супруг Юрий Григорьевич Крежевских. Он пришёл к нам и начал рассказывать про геологию. В результате собрался довольно узкий круг людей, которых он смог увлечь своими рассказами и идеями. Мы были среди первых, кстати.
В кружке я познакомился и подружился со многими интересными ребятами: Артуром Мовсисяном (с ним мы поддерживали связь до 2005 года), Ильдаром Зиганшиным — сыном нашего учителя физики и в будущем очень известным фотографом; Андреем и Александром Тымчурами, которые. Если не ошибаюсь, связали свою жизнь с геологией.
Я же после окончания школы оказался перед выбором: стать геологом или пойти по стопам отца и заниматься физикой. В то время не было такой проблемы — поступить «хотя-бы куда-нибудь», ребята выбирали именно предмет, профессию которой хотели заниматься по жизни, а потом, исходя из выбранной профессии, решали в какой институт поступить.
Благодаря занятиям в кружке и успешным выступлениям в геологических соревнованиях, я получил значок «Юный геолог СССР». Он давал право поступить без конкурса в любой геологический институт страны.
Но тут, можно сказать, отец взял меня «на слабо»: «Ты трусишь перед экзаменами?». Я выбрал физику и поступил на физико-технический факультет УПИ.
На базе кружка Юрий Григорьевич создал Юношескую геологическую партию (ЮГП) и получил заказ от Свердловского геологического управления.
Это было очень серьёзно на самом деле. Есть месторождения либо уже отработанные, либо такие, у которых не доказана экономическая целесообразность разработки. Отправлять туда партию профессиональных геологов было бы дорого, а детской геологической партии такие задания были по силам. Уральское геологическое управление обеспечивало ЮГП оборудованием, амуницией, транспортом до места и обратно, провиантом (тушёнка, сгущёнка), полевой формой — выдавали штормовки.
В «поле» (именно так назывались наши поездки) мы разбивали палаточный лагерь у реки или ручья и жили три недели, уходя на маршрут и проводя настоящие геологические изыскания. Обычно в поездку набиралось 10–11 ребят. Как руководитель Юрий Григорьевич был строг и требователен.
Наш день начинался в 6 утра, выдавали задачу на геологический маршрут. Проводилась подготовка (по карте и компасу прокладывали маршрут), сборы. В 8.00 мы выходили на маршрут. В 13.00 — сбор, обед. Потом выполнялась обработка материалов: описание, систематизация… часов до 17.00. Готовили, стирали, убирали территорию лагеря — всё сами.
Всякое бывало. Искали самоцветы под Асбестом, в Мурзинке. Кругом тайга, до ближайшей дороги 15 км, до ближайшего жилья — 30 км. Жара. Куча клещей. Ходили на маршрут практически в одних плавках, потому что так было проще снимать с себя клещей, которых ползало по тебе штук по сорок. Всех клещей снять с себя по одному — муторно и долго. Придумали свой метод избавляться от них: ломали камышинку, полностью погружались на дно водоёма, и лежали минут 15, дышали через соломинку. За это время все клещи отцеплялись от нас сами.
Однажды одного из ребят укусил клещ (кажется, это был Андрей Тымчур). Ну, вроде ничего особенного, но надо было срочно ставить иммуноглобулин. Юрий Григорьевич не мог оставить центральный лагерь. Сопровождать товарища было поручено мне. Юрий Григорьевич нарисовал на карте как выйти к дороге. Нам надо было поймать попутную машину, доехать до деревни, там найти медпункт и поставить укол. И вот мы с Андреем пошли через лес, доехали до деревни на попутной машине, там не оказалось иммуноглобулина, мы доехали до другого села, естественно снова на попутках. Там Андрею удалили клеща, поставили укол, и мы тем же способом вернулись назад в лагерь. Ушли мы из лагеря в 6.00 утра, а вернулись уже около полуночи. Всё сами. Сейчас дети чаще всего не остаются без присмотра, а тогда всё было совсем по-другому. Мы были в этом возрасте более самостоятельны, ответственны, хотя, конечно, и шалости были в большом количестве.
Ещё вспомнился один случай, на реке Уй. Нам тогда выдали тушёнку в стеклянных банках, а не в жестяных, и она быстро протухла, а машина, которая доставляла продукты и была за нами закреплена — уже ушла. Из мясного ничего не осталось, только крупы. Но ими много не наешь. Мы постоянно были голодными. И когда ходили в маршруты, заходили на летнюю стоянку пастухов, которые делились едой и несколько дней подкармливали незадачливых геологов, пока не прибыла машина с качественной провизией.
В походах вообще происходило много забавных и интересных случаев, которые запомнились на всю жизнь. Но случались и не самые приятные ситуации. Был заказ на золото, а это азарт. Мы стояли в воде и часами мыли его. Так, в походах, я заработал хроническое заболевание — гайморит, который лечил потом два года. Но родители, на удивление, воспринимали всё это достаточно спокойно, относились с пониманием.
Сначала в кружке были только парни. Но со временем в геологический кружок пришло много девушек и походы стали менее экстремальные, всё стало по-другому. А первые выезды — это была работа, тяжёлая мужская работа… Попробуйте походить с тяжеленным рюкзаком за спиной по тайге или в степи, когда жара под 40 оС. Это была не игра, и мы относились к этому делу как к работе, хотя денег за неё не получали.
Собранные на маршрутах образцы мы сдавали Юрию Григорьевичу. Он ежедневно принимал их у нас. Главное — не схватить и притащить «абы что», а правильно описать и правильно все задокументировать. Идёшь по маршруту и пишешь дневник маршрута, собираешь образцы. А потом по дневнику маршрута восстанавливаешь протокол: где был, что увидел, какой результат получил. А ещё на нас была важнейшая функция — уточнение картографии. Допустим, на карте никакого холма нет, а на самом деле он есть. Мы должны были все подобные вещи отмечать, чтобы на основании наших отметок уточнялись подробные карты местности, которые, надо сказать, были абсолютно секретными и выдавались руководителю экспедиции под роспись. Для уточнения карт нужно было точно привязываться к точке, поэтому тщательность маршрута отслеживалась очень чётко. Ходили парами. Один из нас держал направление по компасу, второй человек считал шаги. Потом менялись. Каждый знал длину своего шага. Один шаг — примерно 60 см, считали количество шагов от точки до точки и пересчитывали в метры. Мы были хорошо научены, поэтому всегда точно знали, где находимся. Я думаю, это потому, что наш руководитель Юрий Григорьевич изначально поставил правильную методологию, научил основам: ходишь по тайге, одни деревья вокруг, и тут ты должен сам себе доверять. Нужно быть уверенным, что ты правильно идёшь по своему маршруту и что выйдешь точно на свою базу, на лагерь. Чаще всего никаких внешних ориентиров не наблюдалось, только деревья вокруг, а в помощь геологу — только примерное зонирование.
Самой яркой моей находкой стал кусок породы — чистый кристалл, изумруд. И золото, я уже упоминал. Мы находили разные красивые минералы, гранаты. У меня была собрана коллекция минералов. Коллекция была большая, несколько коробок. К большому сожалению, она была утеряна при переезде.
Навсегда запомнилось и участие в геологических соревнованиях и слётах: всеуральских и всесоюзных. Из заданий: маршрут, радиометрия, разрез, минералогия.
Занятия в геологическом кружке запомнились мне на всю жизнь, это был очень яркий период школьной поры. Конечно, нам всем этим заниматься нравилось: мы чувствовали себя в экспедициях взрослыми и нужными, у нас были профессиональные навыки, которых не было ни у кого в тот момент. Это, конечно, привлекало. Уехать в настоящую экспедицию на три недели, не в пионерлагерь, а на настоящую работу…
— Сергей Всеволодович, пригодились ли вам после школы, во время обучения в институте знания по геологии, полученные в кружке?
— Конечно! Я до сих пор хожу по лесу с компасом. Сейчас есть навигаторы и этот навык не так актуален, как раньше, но я всё равно предпочитаю компас. А ещё на физтехе на третьем курсе института у нас начался предмет «Радиометрия». И то, что говорили нам там и всё оборудование, я уже знал.
— А как помогло это занятие в обычной жизни?
— Занятия геологией и экспедиции привили нам самостоятельность, уверенность в себе. Однажды, проходя по маршруту, я упал в карстовую воронку, ушибся. Открываю глаза — а перед глазами череп!.. Может быть, лошадиный… Но жуть! Сверху мне кричат: «Ты там живой?» Я отвечаю: «Живой…» Мне бросили веревку, вытащили… Упал я на глубину метра два-три, но ничего не сломал, повезло… Такие вещи закаляют, воспитывают решительность, мужской характер, стойкость, взаимовыручку. Хотя обычно все заканчивалось хорошо, не помню, чтобы с нами случалось что-то по-настоящему плохое. Вообще, я считаю, что заблудиться с компасом и картой в принципе невозможно. Вот несколько кругов сделать возле нужной точки — это да, возможно, а вот заблудиться и окончательно потеряться — точно нет.
Приобретенные в экспедициях навыки остались на всю жизнь, как и воспоминания…
Выражаем искреннюю благодарность Сергею Всеволодовичу Кортову за уделённое время, за содействие в решении организационных вопросов и за предоставленную возможность задать интересующие вопросы. Мы надеемся, что в будущем наше сотрудничество с УрФУ станет ещё более плодотворным.
Корнилова Мария, 6 кл.
Однажды одного из ребят укусил клещ (кажется, это был Андрей Тымчур). Ну, вроде ничего особенного, но надо было срочно ставить иммуноглобулин. Юрий Григорьевич не мог оставить центральный лагерь. Сопровождать товарища было поручено мне. Юрий Григорьевич нарисовал на карте как выйти к дороге. Нам надо было поймать попутную машину, доехать до деревни, там найти медпункт и поставить укол. И вот мы с Андреем пошли через лес, доехали до деревни на попутной машине, там не оказалось иммуноглобулина, мы доехали до другого села, естественно снова на попутках. Там Андрею удалили клеща, поставили укол, и мы тем же способом вернулись назад в лагерь. Ушли мы из лагеря в 6.00 утра, а вернулись уже около полуночи. Всё сами. Сейчас дети чаще всего не остаются без присмотра, а тогда всё было совсем по-другому. Мы были в этом возрасте более самостоятельны, ответственны, хотя, конечно, и шалости были в большом количестве.
Ещё вспомнился один случай, на реке Уй. Нам тогда выдали тушёнку в стеклянных банках, а не в жестяных, и она быстро протухла, а машина, которая доставляла продукты и была за нами закреплена — уже ушла. Из мясного ничего не осталось, только крупы. Но ими много не наешь. Мы постоянно были голодными. И когда ходили в маршруты, заходили на летнюю стоянку пастухов, которые делились едой и несколько дней подкармливали незадачливых геологов, пока не прибыла машина с качественной провизией.
В походах вообще происходило много забавных и интересных случаев, которые запомнились на всю жизнь. Но случались и не самые приятные ситуации. Был заказ на золото, а это азарт. Мы стояли в воде и часами мыли его. Так, в походах, я заработал хроническое заболевание — гайморит, который лечил потом два года. Но родители, на удивление, воспринимали всё это достаточно спокойно, относились с пониманием.
Сначала в кружке были только парни. Но со временем в геологический кружок пришло много девушек и походы стали менее экстремальные, всё стало по-другому. А первые выезды — это была работа, тяжёлая мужская работа… Попробуйте походить с тяжеленным рюкзаком за спиной по тайге или в степи, когда жара под 40 оС. Это была не игра, и мы относились к этому делу как к работе, хотя денег за неё не получали.
Собранные на маршрутах образцы мы сдавали Юрию Григорьевичу. Он ежедневно принимал их у нас. Главное — не схватить и притащить «абы что», а правильно описать и правильно все задокументировать. Идёшь по маршруту и пишешь дневник маршрута, собираешь образцы. А потом по дневнику маршрута восстанавливаешь протокол: где был, что увидел, какой результат получил. А ещё на нас была важнейшая функция — уточнение картографии. Допустим, на карте никакого холма нет, а на самом деле он есть. Мы должны были все подобные вещи отмечать, чтобы на основании наших отметок уточнялись подробные карты местности, которые, надо сказать, были абсолютно секретными и выдавались руководителю экспедиции под роспись. Для уточнения карт нужно было точно привязываться к точке, поэтому тщательность маршрута отслеживалась очень чётко. Ходили парами. Один из нас держал направление по компасу, второй человек считал шаги. Потом менялись. Каждый знал длину своего шага. Один шаг — примерно 60 см, считали количество шагов от точки до точки и пересчитывали в метры. Мы были хорошо научены, поэтому всегда точно знали, где находимся. Я думаю, это потому, что наш руководитель Юрий Григорьевич изначально поставил правильную методологию, научил основам: ходишь по тайге, одни деревья вокруг, и тут ты должен сам себе доверять. Нужно быть уверенным, что ты правильно идёшь по своему маршруту и что выйдешь точно на свою базу, на лагерь. Чаще всего никаких внешних ориентиров не наблюдалось, только деревья вокруг, а в помощь геологу — только примерное зонирование.
Самой яркой моей находкой стал кусок породы — чистый кристалл, изумруд. И золото, я уже упоминал. Мы находили разные красивые минералы, гранаты. У меня была собрана коллекция минералов. Коллекция была большая, несколько коробок. К большому сожалению, она была утеряна при переезде.
Навсегда запомнилось и участие в геологических соревнованиях и слётах: всеуральских и всесоюзных. Из заданий: маршрут, радиометрия, разрез, минералогия.
Занятия в геологическом кружке запомнились мне на всю жизнь, это был очень яркий период школьной поры. Конечно, нам всем этим заниматься нравилось: мы чувствовали себя в экспедициях взрослыми и нужными, у нас были профессиональные навыки, которых не было ни у кого в тот момент. Это, конечно, привлекало. Уехать в настоящую экспедицию на три недели, не в пионерлагерь, а на настоящую работу…
— Сергей Всеволодович, пригодились ли вам после школы, во время обучения в институте знания по геологии, полученные в кружке?
— Конечно! Я до сих пор хожу по лесу с компасом. Сейчас есть навигаторы и этот навык не так актуален, как раньше, но я всё равно предпочитаю компас. А ещё на физтехе на третьем курсе института у нас начался предмет «Радиометрия». И то, что говорили нам там и всё оборудование, я уже знал.
— А как помогло это занятие в обычной жизни?
— Занятия геологией и экспедиции привили нам самостоятельность, уверенность в себе. Однажды, проходя по маршруту, я упал в карстовую воронку, ушибся. Открываю глаза — а перед глазами череп!.. Может быть, лошадиный… Но жуть! Сверху мне кричат: «Ты там живой?» Я отвечаю: «Живой…» Мне бросили веревку, вытащили… Упал я на глубину метра два-три, но ничего не сломал, повезло… Такие вещи закаляют, воспитывают решительность, мужской характер, стойкость, взаимовыручку. Хотя обычно все заканчивалось хорошо, не помню, чтобы с нами случалось что-то по-настоящему плохое. Вообще, я считаю, что заблудиться с компасом и картой в принципе невозможно. Вот несколько кругов сделать возле нужной точки — это да, возможно, а вот заблудиться и окончательно потеряться — точно нет.
Приобретенные в экспедициях навыки остались на всю жизнь, как и воспоминания…
Выражаем искреннюю благодарность Сергею Всеволодовичу Кортову за уделённое время, за содействие в решении организационных вопросов и за предоставленную возможность задать интересующие вопросы. Мы надеемся, что в будущем наше сотрудничество с УрФУ станет ещё более плодотворным.
Корнилова Мария, 6 кл.
Дмитрий Ватолин
Дмитрий Сергеевич Ватолин (1973 г.р.) — основатель и главный редактор фэн-сервера «Русская фантастика» в 1996–2006.
Учился в СУНЦ МГУ. Закончил ВМК МГУ в 1996, аспирантуру ВМК МГУ в 1999 году. Защитил кандидатскую диссертацию по теме «Методы оптимизации фрактального сжатия изображений». С 1997 года читал лекции в курсе компьютерной графики. В 1999 написал учебно-методическое пособие «Алгоритмы сжатия изображений, в 2003 в соавторстве с А. Ратушняком, М. Смирновым и В. Юкиным книгу «Методы сжатия данных» (М. Диалог-МИФИ). Руководил совместными научными проектами с компаниями Samsung (3 года, 5 проектов) и Intel (6 лет, более 10 проектов). Подготовил трех кандидатов наук. Создалwww.compression.ru (считается крупнейшим сервером по сжатию в мире). Также создал и в 1996–2006 возглавлял сервер «Русская фантастика» — официальные страницы Стругацких, Булычева, Крапивина, Лукьяненко и др. Один из основателей сайта compression.ru— — одного из крупнейших ресурсов о сжатии и обработке видео в мире. С 2000 по 2006 участник 5-ти стартапах, в 3-х из них — как соучредитель, 4 компании функционируют по сей день. Старший научный сотрудник, руководитель Группы Видео Лаборатории компьютерной графики и мультимедиа факультета ВМК МГУ.
Учился в СУНЦ МГУ. Закончил ВМК МГУ в 1996, аспирантуру ВМК МГУ в 1999 году. Защитил кандидатскую диссертацию по теме «Методы оптимизации фрактального сжатия изображений». С 1997 года читал лекции в курсе компьютерной графики. В 1999 написал учебно-методическое пособие «Алгоритмы сжатия изображений, в 2003 в соавторстве с А. Ратушняком, М. Смирновым и В. Юкиным книгу «Методы сжатия данных» (М. Диалог-МИФИ). Руководил совместными научными проектами с компаниями Samsung (3 года, 5 проектов) и Intel (6 лет, более 10 проектов). Подготовил трех кандидатов наук. Создалwww.compression.ru (считается крупнейшим сервером по сжатию в мире). Также создал и в 1996–2006 возглавлял сервер «Русская фантастика» — официальные страницы Стругацких, Булычева, Крапивина, Лукьяненко и др. Один из основателей сайта compression.ru— — одного из крупнейших ресурсов о сжатии и обработке видео в мире. С 2000 по 2006 участник 5-ти стартапах, в 3-х из них — как соучредитель, 4 компании функционируют по сей день. Старший научный сотрудник, руководитель Группы Видео Лаборатории компьютерной графики и мультимедиа факультета ВМК МГУ.
http://www.rusf.ru/tc/tc08/08otr2.htm
Дмитрий Ватолин
(г. Екатеринбург - Москва)
* * *
Недавно зашёл у нас разговор о том, многие ли из откликнувшихся /На объявления о создании клуба "Лоцман"- прим. редакции./ работают или работали с детьми. Я не очень активно переписываюсь, но, к своему удивлению, с ходу смог назвать несколько человек. Игорь Глотов ведёт детскую туристическую секцию, Дмитрий Ермолаев работает в детском компьютерном центре, Игорь Киршин каждый год ездит в лагерь вожатым и ведёт детскую литературную студию /Это ошибка: Игорь преподаёт словесное творчество в школе эстетического воспитания "Солнечный сад"- прим. редакции./, Андрей Ёлкин и Игорь Устинов преподают детям, Александр Колесников был инструктором в "Каравелле", Иван Иостман работал в Киевском отряде "Лунное пламя", Алексей Куклин - в "Малой Академии наук"...
Это больше половины людей из "Лоцмана"/Здесь неточность: Игорь Устинов - не из "Лоцмана"- прим. редакции./, с которыми я знаком. Наверное, такая ситуация не случайна. Все эти люди откликнулись на "пароль" "Крапивин", а у ВП, пожалуй, два основных дела: литературное творчество и отряд "Каравелла". Создать отряд и вести его 30 лет - очень непросто. И это нашло своё отражение в произведениях. Основной темой цикла о Великом Кристалле является тема Командорства. Хотя нигде не даётся чёткого определения этого понятия, ясно, что Командоры - это люди, посвятившие жизнь защите Детства. Такие, как Корнелий Глас, Павел Находкин, Элиот Красс... И сразу вспоминаются другие имена - Олег Московкин, Даниил Вострецов, Геннадий Кошкарёв, Михаил Гаймуратов. Это герои произведений, описывающих наш современный мир. И в нашем мире эти люди делают то же дело. Может быть, высокопарные слова здесь и неуместны, но то, что жизнь становится светлей для тех ребят, с которыми они "возятся", не вызывает сомнения.
В жизни нередко всё бывает гораздо сложнее, чем в книгах. Поэтому было бы очень полезно, если люди, ведущие кружки и руководящие отрядами рассказали бы о своей работе, о возникающих проблемах. Есть известная шутка: "Инициатива наказуема исполнением". Что же, попробую начать разговор своей статьёй. По сути, это попытка рассказать о юных геологах, о том, чем они занимаются, чем живут. Будем надеяться, что получилось интересно.
Мой отряд
Здесь, пожалуй, слово "отряд"-то подходит не очень. Это была Юношеская Геологическая Партия - сокращённо ЮГП. Раньше (кажется, что это было очень давно - в другом государстве и другом времени) у нас существовало целое Юношеское Геологическое Движение и таких партий, геологических кружков было довольно много. Для Урала это и неудивительно. Помню, на Свердловских городских слётах выступало больше двадцати команд... Как мало прошло времени, и как многое изменилось...
Зимой у нас был (и есть) геологический кружок. Из тех ребят, которые в него ходят, на время слётов формируется команда. В команде продумано, кто "закрывает" какие виды соревнований, есть запасные. А летом, на время полевых работ, формируется ЮГП.
Начал писать, и невольно вспомнились вопросы из интервью /С В. Крапивиным - прим. редакции./ о том, можно ли организовать "отряд" на базе химического кружка. У нас, по большому счёту, основой тоже был всего лишь геологический кружок. Хотя, наверное, ребята сходились, узнавали друг друга всё-таки в "поле". А вообще этот вопрос, очень важен и я надеюсь, что в ближайшее время /Вряд ли всё это получится в "ближайшее"время - прим. редакции./ мы расскажем об организации работы в экологических отрядах, у тех, кто занимается военно-историческим поиском, у археологов, о занятиях по морскому делу, журналистике и фехтованию (нетрудно догадаться, в каком отряде /Автор имеет в виду "Каравеллу"- прим. редакции./), по туризму. Думаю, что интересно было бы узнать, как организована жизнь у скаутов, правда? Ответы на вопросы о том, как организовать "зимние занятия" и "летнюю практику", дают методические наработки. Чем в очередной раз изобретать велосипед да в тысячный раз повторять чьи-то ошибки - гораздо легче познакомиться с опытом других людей. Знать бы только, где взять... Поэтому, если вам есть чем поделиться - пишите!
Но вернёмся к разговору о геологах.
Геологический кружок
Создала его в 1967 году Людмила Сидоровна Крежевских. Ходило тогда всего несколько человек. Постепенно кружок рос. Расширялась коллекция образцов минералов и горных пород. Образовался небольшой музей в три витрины. Позднее получили помещение в 70 м2, расширились и, наконец, получили сертификат музея.
Нашей гордостью является коллекция яшм. Такой коллекции нет ни в Московском, ни в Петербургском музеях. А в Уральском геологическом и Свердловском краеведческом музеях под многими табличками значится, что эта яшма - дар нашей ЮГП. Причина проста: нужды наших крупных объединений типа "Уралкварцсамоцветов"под их скромные ширпотребовские шкатулки вполне обеспечивали 2 - 3 крупных месторождения. А мы искали и находили месторождения, которые, к счастью /Разрабатываются у нас многие месторождения по-варварски. В богатой Башкирии, например, яшмой дороги мостят, а на Северном Урале - агатами./, не трогали со времён Екатерины, когда оттуда свозили камень на Екатеринбургскую гранильную фабрику. Вазы и другие изделия из этой уральской яшмы и теперь можно увидеть в Эрмитаже.
Находили мы и новые месторождения, придумывали им названия. Увлекательное занятие, скажу я вам! Работу организовывал геолог-наставник ЮГП - Юрий Григорьевич Крежевских. Именно он перерабатывал горы старых архивных материалов, готовил описания предполагаемых мест нахождения месторождений, обучал документированию и маркировке образцов, топографической съёмке местности.
Кстати, о съёмке (это я улыбаюсь). Нас несколько раз снимало телевидение. Мне, наверное, долго не забыть павильонную съемку в Свердловской телестудии, когда друг друга успокаивали фразой: "Это запись, и меня (тебя) всё равно вырежут". Делали о музее репортажи и для радио. Пару раз только при мне о нас писал и печатал фотографии "Уральский следопыт". Писали газеты.
Итак, работа кружка - поддерживать и обновлять музей, проводить в нём экскурсии и готовить ребят. Чем занимаемся? Тем, чем могут заниматься юные геологи: минералогия, петрография /Наука о горных породах./, палеонтология, топография... Набор ребят производится с пятого класса, и на этот народ (и их родителей) производит большое впечатление способность охарактеризовать материалы, из которых сделано ювелирное изделие, или сказать, чем облицовано данное здание. Но всё это достаточно простые, хотя и броские результаты. Занятия проводятся по классической методике, и к десятому классу ребята разбираются в минералах и горных породах не хуже второго курса горного института. Что касается топографии, то не далее, как этим летом, я был потрясён тем, насколько плохо читали нормальную карту (благо - их рассекретили) обычные сегодняшние ребята.
Зачем давать так много материала? Всё очень просто: только зная достаточно много для школьника, парень сможет понять азы геологии, необходимые для хороших выступлений на слётах и олимпиадах, для полевых работ. Можно привести, наверное, более наглядный пример из археологии - копать, конечно, и неуч сможет. Может, ему даже доверят землю с раскопа выносить, но понимания, для чего тот или иной предмет, без знания археологии и истории, не будет!
Слёты и олимпиады
Пожалуй, слёты и олимпиады по геологии - именно тот элемент движения, который будет сложнее всего возродить. А жаль. На слётах была возможность выступить командой (это очень важно /Здесь, кстати, возникает интересный вопрос - о гордости за свою команду, о традициях. Достаточно больной вопрос (особенно когда пытаешься понять - "почему для него отряд своим не стал?"). Это, видимо, тема для отдельного разговора./), а на олимпиадах проявлялись яркие индивидуальности. Дабы не утомлять читателя длинным перечнем призовых мест на городских, областных и региональных соревнованиях, сразу скажу, что у нашей ЮГП было в 80-м году первое место на V Всесоюзном слёте /Про олимпиады мне остаётся только скромно промолчать./.
Соревнуются юные геологи по большому количеству видов. Это геологический маршрут, минералогия и петрография, гидрогеология, шлиховое опробование, радиометрия, геологический разрез и топография. Попытаюсь коротко охарактеризовать их.
Геологический маршрут - самый дорогой (по баллам) и сложный вид соревнований. "Уменьшенная копия"настоящего геологического маршрута, которым геологи исхаживают сотни километров. Необходимо как можно быстрее и точнее пройти некоторую ломаную линию (маршрут ~2 - 3 км) на местности, правильно, полно и точно документируя все интересные с геологической точки зрения объекты, отбирая образцы.
Минералогия и петрография. За ограниченное время надо описать и определить пять образцов. Требуется знание доброй тысячи минералов и горных пород.
Гидрогеология. Точно определить расход воды в небольшой реке или ручье (также за ограниченное время).
Шлиховое опробование - промывание лотков с речным песком на скорость. Имитирует промывку проб на золото и тяжелые минералы. Натренированные ребята вымывали лоток за считанные секунды и без потерь. Интересно, что судьи обычно старались привезти песок с золотоносных мест.
Радиометрия. Под полигоном - квадратом 2х2 метра - помещают несколько небольших источников радиации. Необходимо, используя полевой радиометр, быстро проведя минимально необходимое число замеров, указать точное положение всех источников и начертить изолинии полигона. А потерять какой-нибудь маленький эпицентр, находящийся в "тени"большого, очень просто.
Геологический разрез. По геологической карте необходимо нарисовать как залегают горные породы на несколько километров в глубину под заданным на карте отрезком АВ. Требуется отличное пространственное мышление (те, кто видел геологические карты, поймут почему) и знание специфических разделов геологии.
Топография. Пользуясь топографической буссолью /Прибор для измерения углов. Транспортиры были соответствующие./ и рулеткой, необходимо за ограниченное время сделать необходимые замеры и начертить план полигона.
Такой вот набор. А сегодня уже не верится, что когда-то такое было - сложные соревнования, маршруты. И из года в год. Остаётся перебирать старые бланки соревнований и удивляться, глядя на проставленное в углу время. А ведь когда-то выступал по всем видам, кроме шлихов и разреза...
Пожалуй, здесь самое время расставить кое-какие акценты. Я намеренно уделял большое внимание чисто техническим вопросам. Я убеждён в том, что настоящий разновозрастный крепкий коллектив возможен лишь в том случае, если заниматься какой-то деятельностью профессионально. Или, по крайней мере, стремиться к профессионализму. У нас, как мне кажется, именно это спасало от "бунта стариков". Совершенствоваться во многочисленных разделах геологии и камнерезном деле можно бесконечно, и старшие ребята не теряют желание заниматься. С другой стороны, квалифицированным преподавателям гораздо интереснее с такими ребятами. (А ребятам, в свою очередь, с мастерами своего дела.) При этом занятия вовсе не обязательно должны носить "профориентационный характер". В конце концов, из нашей ЮГП вышло не так уж много геологов. И я могу объяснить, почему. Главное - чтобы всем ребятам было интересно.
Следует сразу сказать и о возникающих проблемах. В принципе, существует два подхода: принимать ребёнка таким, какой он есть или воспитывать в нём какието качества. Постараюсь пояснить, что я имею в виду. Если пытаться создавать серьёзный отряд, то практически не остаётся выбора. Нет возможности принимать ребят "такими, какие они есть". Выясняется, что многие "нам не подходят". Причём не обязательно должны существовать Уставы, Правила или Неписаные правила, невыполнение которых карается изгнанием: это может быть просто высокий уровень занятий. И очень многие ребята из-за лёгкого разгильдяйства, несобранности или несерьёзности (которые смертными грехами, как известно, не являются) оказываются в стороне.
Может быть, я заблуждаюсь, но мне кажется, что это неизбежно. В конце концов, что-то должно тянуть руководителя к ребятам. И понятно, что к умным, подтянутым, честным, добрым тянет сильнее. С другой стороны, уменьшается вероятность ЧП. (Ведь "опасные"ребята то и дело что-то "вытворяют".) Значит и жизнь таких коллективов оказывается долговечнее. А ведь это важно... И для руководителя и для ребят. И это очень печально. В первую очередь для "трудных". Когда руководитель чувствует, что из-за кого-то могут закрыть отряд логические рассуждения не действуют...
У нас в ЮГП жёсткостей с дисциплиной, обязательных зачётов, при несдаче которых выгоняли и т.п. не было. Уходили сами. Отсев у нас в лучшие годы был четырнадцать человек из пятнадцати...
Возможно ли здесь какое-то решение - сложно сказать. Помню, брали в поле парня, у которого были приводы в милицию, детская комната... Сам просился. Поговорили с мамой - она с радостью отпустила. Парень был у меня в бригаде и забот было много. Другие ребята на маршруте своё дело знали, а ему приходилось объяснять. Выбирал, что попроще, а всё равно было непонятно, да и лень-матушка сказывалась. Проявлялось всё это, по привычке, в повышенной агрессивности. Самое интересное, что меня-то он слушался, уважал. А другим ребятам как? Всё время около себя держать, одёргивать - тоже не метод. Слов не было - одни эмоции.
Поле
Для меня (да и для многих) полевые работы были тем главным, из-за чего я ходил в музей. Это я знаю точно. Дело в том, что проходив три четверти года и даже выступив на соревнованиях, мне пришлось "по техническим причинам" бросить занятия. Можно долго рассуждать о том, сколько потеряло бы геологическое движение в отдельно взятой ЮГП, но случайная встреча с руководителем - и... я еду в поле. И всё. Потом меня можно было только с корнем...
А, собственно, почему именно поле является главным? Философский вопрос, которым я задаюсь сейчас. Что в нём было особенного? Вроде бы ничего.
Недели две длятся сборы. Толпа ребят каждое утро приходит в музей. Начинают перетрясать и зашивать палатки, таскать со склада продукты, править инструменты, бегать по магазинам. Проводится родительское собрание, на котором папам-мамам рассказывают, куда, зачем, на какой срок и на чём едут их чада. Родители новичков узнают, что точно надо, а что точно не надо брать на эти две-три недели. Ребята оформляют медицинские справки. Интересно? Пока не очень, согласен.
Потом выбирают начальника партии, главного геолога, бригадиров, завхоза. Причём должности эти не формальные. Я много раз встречался с бюрократией в подобных "игрушечных" должностях. Смею утверждать, что у нас приходилось работать. Хотя, не об этом здесь речь...
Мне в чём-то повезло: первые три поля ездил на золото. Хоздоговорные работы нужны ЮГП. Появляются деньги на покупку палаток и снаряжения, можно ездить по стране - деньги на билет есть. В первый год всё было просто: пробы по 200- грамм и из-под почвы. А вот во второй - 30-40 килограмм и из глубоких метровых копушей. Намучились выкапывать, таскать к дороге, промывать...
Погода тоже оставила самые нежные воспоминания. В первое поле - на Среднем Урале - за всё время был только один солнечный день! А так всё дождь. В дождь приходилось на маршрут выходить. В лагере по всем тропинкам дёрн растоптали до широких грязных дорог. Палатки "плыли"... А следующие два года был Южный Урал - степные районы ближе к Оренбуржью. Там донимали жара и огромные суточные колебания температуры. Утром в двух свитерах выбираешься из палатки - а она инеем покрыта! Красота! Ночью меньше нуля было. А днём в тени 35-40 градусов . Траву выжигало... В палатках - баня, хуже, чем в тени. В первый день обопьёшься, помучаешься и поймёшь, что двигательная активность и питьё воды несовместимы. Брали на работу по паре кружек на человека. И ту предпочитали пить уже в машине, возвращаясь вечером в лагерь.
Я достаточно краски сгустил? Нет? Тогда скажу, что в то тяжёлое поле из-за военных сборов почти сразу уехал 9-й класс. И основная нагрузка пришлась на 7-й и 5-й (мы обычно делали большие наборы через год). Представьте себе паренька - того самого главного геолога, - который по аэрофотоснимку определяет, где брать пробы, согласовывает работу бригадиров, а потом опять пробегает по этим местам и документирует копуши. При жаре 40 градусов и расстоянии 250-500 метров между пробами. Мы как-то пытались посчитать, сколько он прошёл... Романтично, трамтарарам! /Автор настоял на использовании своего стиля - прим. редакции./
Под настроение многое вспоминается. Сильный ветер три дня подряд, когда приходилось вынимать стойки палаток и придавливать брезент камнями. А самим укрыться было негде... Одна жуткая гроза. Говорят, страшней грозы в степи может быть только гроза в горах. Вспоминаются спокойные пастухи-башкиры, под вечер заезжавшие к нашему костру, и их смирные лошадки, на которых нам разрешали кататься. А ещё вспоминаются местные парни с во-о-от такими кинжалами, которым было скучно у себя в деревне...
Так что же особенного в поле? Наверное, я уже отчасти ответил. Но ведь дело не только в романтике. Как описать гордость, которая появляется, когда делаешь настоящую сложную работу. Какими словами рассказать о том "чувстве локтя", которое испытываешь. Внешне вроде ничего не меняется. Просто этих нескольких ребят ты теперь знаешь так, как никогда не узнал бы в городе. Понятно, что почти все мои друзья - из ЮГП. И когда я приезжаю в Екатеринбург, несколько дней уходит на то, чтобы всех объехать. Здесь даже, помню, была психологическая проблема. Привыкнув проверять людей в поле, я - видимо чисто интуитивно - "соблюдал дистанцию", оставаясь для всех просто "хорошим парнем". Я просто не мог узнать нового человека настолько, чтобы доверять ему. Как сложно менять принципы, которые сформировались в возрасте 12 - 17 лет /На самом деле проблема разницы во взаимоотношениях внутри небольшого отряда и в окружающем мире может быть гораздо серьёзнее./. Сейчас это прошло: мне повезло - встретился с хорошими людьми. Но что-то, видимо, осталось: со многими знакомыми из Москвы я либо ходил в поход, либо ездил на археологические раскопки.
Что особенного в поле? Я уже говорил, что, съездив туда, ребята часто меняются. Можно назвать много причин, по которым это происходит. Мне кажется, что одна из них - в ответственности. Когда тебя вместе с пятиклассником высаживают из машины, вручив полевушку с аэрофотоснимком и записной книжкой, инструменты и рюкзачок, а потом машина уезжает - начинаешь совсем по-новому смотреть на мир. Ты отвечаешь за эти пробы, за этого пацана, за всё... И это меняет. Чуть меньше легкомысленности, чуть больше собранности. И приезжает из поля уже другой человек.
Тут очень важен вопрос о доверии. Это тогда я всё воспринимал естественно. А сейчас удивляюсь и думаю, что, наверное, не смог бы дать парню задание что-то сделать за несколько километров от лагеря. Слишком велик груз ответственности. Да и не забыл ещё многих случаев, происходивших с нами.
Правда, в ЮГП к технике безопасности относились серьёзно. Когда мы - два шестиклассника - вышли в первый геологический маршрут, нас подстраховывали, проверяли записи. Однажды мы со старшеклассниками просрочили контрольный срок - весь лагерь вышел встречать. Но самому доверять так же... Чтобы парнишка, чуть устало, но счастливо улыбаясь, смог сказать мне, что всё сделано, как когда-то я сам говорил о найденном новом месторождении яшмы...
Вот что особенного в поле. И что интересно, ведь даже, помню, конкурс устраивали. Не всех брали. Не могли всех взять. Слёзы были... Ужас. Лучше не вспоминать! Я сейчас говорю в шутливом тоне, но проблема эта - кого нельзя взять - очень серьёзная. Ведь ребята, съездив, часто меняются. Вот и получается дилемма: взять и пытаться что-то сделать, постоянно ожидая ЧП, или не брать. Только ведь "не брать"- ударяет. И больно, очень больно.
Не брать - обидно. Но это всё же лучше, чем выгонять с поля. Здесь проявляется жестокость, и как обойтись без неё - я не знаю. У нас это было высшей мерой наказания, которая практически не применялась. Я знаю о двух случаях за 10 лет. Это немного, учитывая высокий уровень дисциплины, но...
Чтобы таких проблем не возникало, у нас обычно устраивали предполевые, на которых ребята осваивали личное снаряжение, приобретали какие-то практические навыки. Параллельно готовились к слётам. Продолжались предполевые 2- дня. Тренировка замечательная и время притереться есть.
Десять лет спустя
Я со своей ЮГП уже 10 лет. Даже уехав в Москву, стараюсь не терять связь. Недавно верстал две книги нашего геолога-наставника Юрия Григорьевича - монографию "Яшмы Южного Урала"и "ЮГП уходит в поле (Опыт внеклассной работы...)". В позапрошлом году ездил на полевые в качестве одного из руководителей.
Многое за это время изменилось. Прошёл ремонт музея - славная страница нашей истории. Увеличили площадь экспозиции в полтора раза. Яшмы выставили в три раза больше. И хотя для музея, даже небольшого, верна поговорка "Два раза переехать - один раз погореть", стало лучше. Что еще? Появилась своя камнерезная мастерская, камнерезный кружок. В нём ребята полировали яшму для нашего и для Свердловского краеведческого музеев, учились работать с камнем. Такие письменные приборы делали! Гораздо лучше магазинных. Уж на что я туда мало ходил, а успели научить чему-то! Маме на четыре дня рождения сделал родонитовый, яшмовый, амазонитовый и лазуритовый наборы. А теперь в камнерезке малое (или большое?) предприятие... Это, видимо, тоже тема для отдельного грустного разговора: может ли у детского коллектива быть что-то, что способно давать деньги? Наверное, нет. По крайней мере, в наше время.
А ещё у нас было примерно 30 тонн коллекционной яшмы - результат многолетней полевой работы. С научной точки зрения такая коллекция просто уникальна. Казалось бы, работай, изучай. Но... Сейчас её помаленьку таскают в камнерезку. И главное, слова-то говорят правильные: иначе, мол, сейчас не выжить. А всё равно жалко и обидно... Коллекцию на шкатулки... Придумали!
ЮГП за это время пережила расцвет: ребят было много, занятия вели шесть человек. И упадок: остался практически один Юрий Григорьевич. В этом году кружку будет 28 лет, ЮГП - 20 лет, юбилей, а музею - 16 лет. Немало... Уже приходят дети первых ребят... Наверное, я оптимист, но мне кажется, что всё ещё возродится. А если и не судьба, если "наша планета закончит свой цикл", то мы всё равно не так уж мало успели. И я постараюсь сделать что смогу для того, чтобы наш опыт не пропал. Не такая это дешёвая вещь, чтобы терять её.
* * *
Как много осталось за кадром... Экспедиции за яшмой, поездка в Забайкалье, поездки на самоцветные копи, песни у костра. Не назвал я многих хороших людей, не обругал нехороших. Где-то ничего не сказал о трудностях... Но ведь нельзя объять необъятное, правда? Я просто старался рассказать о юных геологах и поставить какие-то вопросы, сформулировать темы.
Выделю их:
Дмитрий Ватолин
(г. Екатеринбург - Москва)
* * *
Недавно зашёл у нас разговор о том, многие ли из откликнувшихся /На объявления о создании клуба "Лоцман"- прим. редакции./ работают или работали с детьми. Я не очень активно переписываюсь, но, к своему удивлению, с ходу смог назвать несколько человек. Игорь Глотов ведёт детскую туристическую секцию, Дмитрий Ермолаев работает в детском компьютерном центре, Игорь Киршин каждый год ездит в лагерь вожатым и ведёт детскую литературную студию /Это ошибка: Игорь преподаёт словесное творчество в школе эстетического воспитания "Солнечный сад"- прим. редакции./, Андрей Ёлкин и Игорь Устинов преподают детям, Александр Колесников был инструктором в "Каравелле", Иван Иостман работал в Киевском отряде "Лунное пламя", Алексей Куклин - в "Малой Академии наук"...
Это больше половины людей из "Лоцмана"/Здесь неточность: Игорь Устинов - не из "Лоцмана"- прим. редакции./, с которыми я знаком. Наверное, такая ситуация не случайна. Все эти люди откликнулись на "пароль" "Крапивин", а у ВП, пожалуй, два основных дела: литературное творчество и отряд "Каравелла". Создать отряд и вести его 30 лет - очень непросто. И это нашло своё отражение в произведениях. Основной темой цикла о Великом Кристалле является тема Командорства. Хотя нигде не даётся чёткого определения этого понятия, ясно, что Командоры - это люди, посвятившие жизнь защите Детства. Такие, как Корнелий Глас, Павел Находкин, Элиот Красс... И сразу вспоминаются другие имена - Олег Московкин, Даниил Вострецов, Геннадий Кошкарёв, Михаил Гаймуратов. Это герои произведений, описывающих наш современный мир. И в нашем мире эти люди делают то же дело. Может быть, высокопарные слова здесь и неуместны, но то, что жизнь становится светлей для тех ребят, с которыми они "возятся", не вызывает сомнения.
В жизни нередко всё бывает гораздо сложнее, чем в книгах. Поэтому было бы очень полезно, если люди, ведущие кружки и руководящие отрядами рассказали бы о своей работе, о возникающих проблемах. Есть известная шутка: "Инициатива наказуема исполнением". Что же, попробую начать разговор своей статьёй. По сути, это попытка рассказать о юных геологах, о том, чем они занимаются, чем живут. Будем надеяться, что получилось интересно.
Мой отряд
Здесь, пожалуй, слово "отряд"-то подходит не очень. Это была Юношеская Геологическая Партия - сокращённо ЮГП. Раньше (кажется, что это было очень давно - в другом государстве и другом времени) у нас существовало целое Юношеское Геологическое Движение и таких партий, геологических кружков было довольно много. Для Урала это и неудивительно. Помню, на Свердловских городских слётах выступало больше двадцати команд... Как мало прошло времени, и как многое изменилось...
Зимой у нас был (и есть) геологический кружок. Из тех ребят, которые в него ходят, на время слётов формируется команда. В команде продумано, кто "закрывает" какие виды соревнований, есть запасные. А летом, на время полевых работ, формируется ЮГП.
Начал писать, и невольно вспомнились вопросы из интервью /С В. Крапивиным - прим. редакции./ о том, можно ли организовать "отряд" на базе химического кружка. У нас, по большому счёту, основой тоже был всего лишь геологический кружок. Хотя, наверное, ребята сходились, узнавали друг друга всё-таки в "поле". А вообще этот вопрос, очень важен и я надеюсь, что в ближайшее время /Вряд ли всё это получится в "ближайшее"время - прим. редакции./ мы расскажем об организации работы в экологических отрядах, у тех, кто занимается военно-историческим поиском, у археологов, о занятиях по морскому делу, журналистике и фехтованию (нетрудно догадаться, в каком отряде /Автор имеет в виду "Каравеллу"- прим. редакции./), по туризму. Думаю, что интересно было бы узнать, как организована жизнь у скаутов, правда? Ответы на вопросы о том, как организовать "зимние занятия" и "летнюю практику", дают методические наработки. Чем в очередной раз изобретать велосипед да в тысячный раз повторять чьи-то ошибки - гораздо легче познакомиться с опытом других людей. Знать бы только, где взять... Поэтому, если вам есть чем поделиться - пишите!
Но вернёмся к разговору о геологах.
Геологический кружок
Создала его в 1967 году Людмила Сидоровна Крежевских. Ходило тогда всего несколько человек. Постепенно кружок рос. Расширялась коллекция образцов минералов и горных пород. Образовался небольшой музей в три витрины. Позднее получили помещение в 70 м2, расширились и, наконец, получили сертификат музея.
Нашей гордостью является коллекция яшм. Такой коллекции нет ни в Московском, ни в Петербургском музеях. А в Уральском геологическом и Свердловском краеведческом музеях под многими табличками значится, что эта яшма - дар нашей ЮГП. Причина проста: нужды наших крупных объединений типа "Уралкварцсамоцветов"под их скромные ширпотребовские шкатулки вполне обеспечивали 2 - 3 крупных месторождения. А мы искали и находили месторождения, которые, к счастью /Разрабатываются у нас многие месторождения по-варварски. В богатой Башкирии, например, яшмой дороги мостят, а на Северном Урале - агатами./, не трогали со времён Екатерины, когда оттуда свозили камень на Екатеринбургскую гранильную фабрику. Вазы и другие изделия из этой уральской яшмы и теперь можно увидеть в Эрмитаже.
Находили мы и новые месторождения, придумывали им названия. Увлекательное занятие, скажу я вам! Работу организовывал геолог-наставник ЮГП - Юрий Григорьевич Крежевских. Именно он перерабатывал горы старых архивных материалов, готовил описания предполагаемых мест нахождения месторождений, обучал документированию и маркировке образцов, топографической съёмке местности.
Кстати, о съёмке (это я улыбаюсь). Нас несколько раз снимало телевидение. Мне, наверное, долго не забыть павильонную съемку в Свердловской телестудии, когда друг друга успокаивали фразой: "Это запись, и меня (тебя) всё равно вырежут". Делали о музее репортажи и для радио. Пару раз только при мне о нас писал и печатал фотографии "Уральский следопыт". Писали газеты.
Итак, работа кружка - поддерживать и обновлять музей, проводить в нём экскурсии и готовить ребят. Чем занимаемся? Тем, чем могут заниматься юные геологи: минералогия, петрография /Наука о горных породах./, палеонтология, топография... Набор ребят производится с пятого класса, и на этот народ (и их родителей) производит большое впечатление способность охарактеризовать материалы, из которых сделано ювелирное изделие, или сказать, чем облицовано данное здание. Но всё это достаточно простые, хотя и броские результаты. Занятия проводятся по классической методике, и к десятому классу ребята разбираются в минералах и горных породах не хуже второго курса горного института. Что касается топографии, то не далее, как этим летом, я был потрясён тем, насколько плохо читали нормальную карту (благо - их рассекретили) обычные сегодняшние ребята.
Зачем давать так много материала? Всё очень просто: только зная достаточно много для школьника, парень сможет понять азы геологии, необходимые для хороших выступлений на слётах и олимпиадах, для полевых работ. Можно привести, наверное, более наглядный пример из археологии - копать, конечно, и неуч сможет. Может, ему даже доверят землю с раскопа выносить, но понимания, для чего тот или иной предмет, без знания археологии и истории, не будет!
Слёты и олимпиады
Пожалуй, слёты и олимпиады по геологии - именно тот элемент движения, который будет сложнее всего возродить. А жаль. На слётах была возможность выступить командой (это очень важно /Здесь, кстати, возникает интересный вопрос - о гордости за свою команду, о традициях. Достаточно больной вопрос (особенно когда пытаешься понять - "почему для него отряд своим не стал?"). Это, видимо, тема для отдельного разговора./), а на олимпиадах проявлялись яркие индивидуальности. Дабы не утомлять читателя длинным перечнем призовых мест на городских, областных и региональных соревнованиях, сразу скажу, что у нашей ЮГП было в 80-м году первое место на V Всесоюзном слёте /Про олимпиады мне остаётся только скромно промолчать./.
Соревнуются юные геологи по большому количеству видов. Это геологический маршрут, минералогия и петрография, гидрогеология, шлиховое опробование, радиометрия, геологический разрез и топография. Попытаюсь коротко охарактеризовать их.
Геологический маршрут - самый дорогой (по баллам) и сложный вид соревнований. "Уменьшенная копия"настоящего геологического маршрута, которым геологи исхаживают сотни километров. Необходимо как можно быстрее и точнее пройти некоторую ломаную линию (маршрут ~2 - 3 км) на местности, правильно, полно и точно документируя все интересные с геологической точки зрения объекты, отбирая образцы.
Минералогия и петрография. За ограниченное время надо описать и определить пять образцов. Требуется знание доброй тысячи минералов и горных пород.
Гидрогеология. Точно определить расход воды в небольшой реке или ручье (также за ограниченное время).
Шлиховое опробование - промывание лотков с речным песком на скорость. Имитирует промывку проб на золото и тяжелые минералы. Натренированные ребята вымывали лоток за считанные секунды и без потерь. Интересно, что судьи обычно старались привезти песок с золотоносных мест.
Радиометрия. Под полигоном - квадратом 2х2 метра - помещают несколько небольших источников радиации. Необходимо, используя полевой радиометр, быстро проведя минимально необходимое число замеров, указать точное положение всех источников и начертить изолинии полигона. А потерять какой-нибудь маленький эпицентр, находящийся в "тени"большого, очень просто.
Геологический разрез. По геологической карте необходимо нарисовать как залегают горные породы на несколько километров в глубину под заданным на карте отрезком АВ. Требуется отличное пространственное мышление (те, кто видел геологические карты, поймут почему) и знание специфических разделов геологии.
Топография. Пользуясь топографической буссолью /Прибор для измерения углов. Транспортиры были соответствующие./ и рулеткой, необходимо за ограниченное время сделать необходимые замеры и начертить план полигона.
Такой вот набор. А сегодня уже не верится, что когда-то такое было - сложные соревнования, маршруты. И из года в год. Остаётся перебирать старые бланки соревнований и удивляться, глядя на проставленное в углу время. А ведь когда-то выступал по всем видам, кроме шлихов и разреза...
Пожалуй, здесь самое время расставить кое-какие акценты. Я намеренно уделял большое внимание чисто техническим вопросам. Я убеждён в том, что настоящий разновозрастный крепкий коллектив возможен лишь в том случае, если заниматься какой-то деятельностью профессионально. Или, по крайней мере, стремиться к профессионализму. У нас, как мне кажется, именно это спасало от "бунта стариков". Совершенствоваться во многочисленных разделах геологии и камнерезном деле можно бесконечно, и старшие ребята не теряют желание заниматься. С другой стороны, квалифицированным преподавателям гораздо интереснее с такими ребятами. (А ребятам, в свою очередь, с мастерами своего дела.) При этом занятия вовсе не обязательно должны носить "профориентационный характер". В конце концов, из нашей ЮГП вышло не так уж много геологов. И я могу объяснить, почему. Главное - чтобы всем ребятам было интересно.
Следует сразу сказать и о возникающих проблемах. В принципе, существует два подхода: принимать ребёнка таким, какой он есть или воспитывать в нём какието качества. Постараюсь пояснить, что я имею в виду. Если пытаться создавать серьёзный отряд, то практически не остаётся выбора. Нет возможности принимать ребят "такими, какие они есть". Выясняется, что многие "нам не подходят". Причём не обязательно должны существовать Уставы, Правила или Неписаные правила, невыполнение которых карается изгнанием: это может быть просто высокий уровень занятий. И очень многие ребята из-за лёгкого разгильдяйства, несобранности или несерьёзности (которые смертными грехами, как известно, не являются) оказываются в стороне.
Может быть, я заблуждаюсь, но мне кажется, что это неизбежно. В конце концов, что-то должно тянуть руководителя к ребятам. И понятно, что к умным, подтянутым, честным, добрым тянет сильнее. С другой стороны, уменьшается вероятность ЧП. (Ведь "опасные"ребята то и дело что-то "вытворяют".) Значит и жизнь таких коллективов оказывается долговечнее. А ведь это важно... И для руководителя и для ребят. И это очень печально. В первую очередь для "трудных". Когда руководитель чувствует, что из-за кого-то могут закрыть отряд логические рассуждения не действуют...
У нас в ЮГП жёсткостей с дисциплиной, обязательных зачётов, при несдаче которых выгоняли и т.п. не было. Уходили сами. Отсев у нас в лучшие годы был четырнадцать человек из пятнадцати...
Возможно ли здесь какое-то решение - сложно сказать. Помню, брали в поле парня, у которого были приводы в милицию, детская комната... Сам просился. Поговорили с мамой - она с радостью отпустила. Парень был у меня в бригаде и забот было много. Другие ребята на маршруте своё дело знали, а ему приходилось объяснять. Выбирал, что попроще, а всё равно было непонятно, да и лень-матушка сказывалась. Проявлялось всё это, по привычке, в повышенной агрессивности. Самое интересное, что меня-то он слушался, уважал. А другим ребятам как? Всё время около себя держать, одёргивать - тоже не метод. Слов не было - одни эмоции.
Поле
Для меня (да и для многих) полевые работы были тем главным, из-за чего я ходил в музей. Это я знаю точно. Дело в том, что проходив три четверти года и даже выступив на соревнованиях, мне пришлось "по техническим причинам" бросить занятия. Можно долго рассуждать о том, сколько потеряло бы геологическое движение в отдельно взятой ЮГП, но случайная встреча с руководителем - и... я еду в поле. И всё. Потом меня можно было только с корнем...
А, собственно, почему именно поле является главным? Философский вопрос, которым я задаюсь сейчас. Что в нём было особенного? Вроде бы ничего.
Недели две длятся сборы. Толпа ребят каждое утро приходит в музей. Начинают перетрясать и зашивать палатки, таскать со склада продукты, править инструменты, бегать по магазинам. Проводится родительское собрание, на котором папам-мамам рассказывают, куда, зачем, на какой срок и на чём едут их чада. Родители новичков узнают, что точно надо, а что точно не надо брать на эти две-три недели. Ребята оформляют медицинские справки. Интересно? Пока не очень, согласен.
Потом выбирают начальника партии, главного геолога, бригадиров, завхоза. Причём должности эти не формальные. Я много раз встречался с бюрократией в подобных "игрушечных" должностях. Смею утверждать, что у нас приходилось работать. Хотя, не об этом здесь речь...
Мне в чём-то повезло: первые три поля ездил на золото. Хоздоговорные работы нужны ЮГП. Появляются деньги на покупку палаток и снаряжения, можно ездить по стране - деньги на билет есть. В первый год всё было просто: пробы по 200- грамм и из-под почвы. А вот во второй - 30-40 килограмм и из глубоких метровых копушей. Намучились выкапывать, таскать к дороге, промывать...
Погода тоже оставила самые нежные воспоминания. В первое поле - на Среднем Урале - за всё время был только один солнечный день! А так всё дождь. В дождь приходилось на маршрут выходить. В лагере по всем тропинкам дёрн растоптали до широких грязных дорог. Палатки "плыли"... А следующие два года был Южный Урал - степные районы ближе к Оренбуржью. Там донимали жара и огромные суточные колебания температуры. Утром в двух свитерах выбираешься из палатки - а она инеем покрыта! Красота! Ночью меньше нуля было. А днём в тени 35-40 градусов . Траву выжигало... В палатках - баня, хуже, чем в тени. В первый день обопьёшься, помучаешься и поймёшь, что двигательная активность и питьё воды несовместимы. Брали на работу по паре кружек на человека. И ту предпочитали пить уже в машине, возвращаясь вечером в лагерь.
Я достаточно краски сгустил? Нет? Тогда скажу, что в то тяжёлое поле из-за военных сборов почти сразу уехал 9-й класс. И основная нагрузка пришлась на 7-й и 5-й (мы обычно делали большие наборы через год). Представьте себе паренька - того самого главного геолога, - который по аэрофотоснимку определяет, где брать пробы, согласовывает работу бригадиров, а потом опять пробегает по этим местам и документирует копуши. При жаре 40 градусов и расстоянии 250-500 метров между пробами. Мы как-то пытались посчитать, сколько он прошёл... Романтично, трамтарарам! /Автор настоял на использовании своего стиля - прим. редакции./
Под настроение многое вспоминается. Сильный ветер три дня подряд, когда приходилось вынимать стойки палаток и придавливать брезент камнями. А самим укрыться было негде... Одна жуткая гроза. Говорят, страшней грозы в степи может быть только гроза в горах. Вспоминаются спокойные пастухи-башкиры, под вечер заезжавшие к нашему костру, и их смирные лошадки, на которых нам разрешали кататься. А ещё вспоминаются местные парни с во-о-от такими кинжалами, которым было скучно у себя в деревне...
Так что же особенного в поле? Наверное, я уже отчасти ответил. Но ведь дело не только в романтике. Как описать гордость, которая появляется, когда делаешь настоящую сложную работу. Какими словами рассказать о том "чувстве локтя", которое испытываешь. Внешне вроде ничего не меняется. Просто этих нескольких ребят ты теперь знаешь так, как никогда не узнал бы в городе. Понятно, что почти все мои друзья - из ЮГП. И когда я приезжаю в Екатеринбург, несколько дней уходит на то, чтобы всех объехать. Здесь даже, помню, была психологическая проблема. Привыкнув проверять людей в поле, я - видимо чисто интуитивно - "соблюдал дистанцию", оставаясь для всех просто "хорошим парнем". Я просто не мог узнать нового человека настолько, чтобы доверять ему. Как сложно менять принципы, которые сформировались в возрасте 12 - 17 лет /На самом деле проблема разницы во взаимоотношениях внутри небольшого отряда и в окружающем мире может быть гораздо серьёзнее./. Сейчас это прошло: мне повезло - встретился с хорошими людьми. Но что-то, видимо, осталось: со многими знакомыми из Москвы я либо ходил в поход, либо ездил на археологические раскопки.
Что особенного в поле? Я уже говорил, что, съездив туда, ребята часто меняются. Можно назвать много причин, по которым это происходит. Мне кажется, что одна из них - в ответственности. Когда тебя вместе с пятиклассником высаживают из машины, вручив полевушку с аэрофотоснимком и записной книжкой, инструменты и рюкзачок, а потом машина уезжает - начинаешь совсем по-новому смотреть на мир. Ты отвечаешь за эти пробы, за этого пацана, за всё... И это меняет. Чуть меньше легкомысленности, чуть больше собранности. И приезжает из поля уже другой человек.
Тут очень важен вопрос о доверии. Это тогда я всё воспринимал естественно. А сейчас удивляюсь и думаю, что, наверное, не смог бы дать парню задание что-то сделать за несколько километров от лагеря. Слишком велик груз ответственности. Да и не забыл ещё многих случаев, происходивших с нами.
Правда, в ЮГП к технике безопасности относились серьёзно. Когда мы - два шестиклассника - вышли в первый геологический маршрут, нас подстраховывали, проверяли записи. Однажды мы со старшеклассниками просрочили контрольный срок - весь лагерь вышел встречать. Но самому доверять так же... Чтобы парнишка, чуть устало, но счастливо улыбаясь, смог сказать мне, что всё сделано, как когда-то я сам говорил о найденном новом месторождении яшмы...
Вот что особенного в поле. И что интересно, ведь даже, помню, конкурс устраивали. Не всех брали. Не могли всех взять. Слёзы были... Ужас. Лучше не вспоминать! Я сейчас говорю в шутливом тоне, но проблема эта - кого нельзя взять - очень серьёзная. Ведь ребята, съездив, часто меняются. Вот и получается дилемма: взять и пытаться что-то сделать, постоянно ожидая ЧП, или не брать. Только ведь "не брать"- ударяет. И больно, очень больно.
Не брать - обидно. Но это всё же лучше, чем выгонять с поля. Здесь проявляется жестокость, и как обойтись без неё - я не знаю. У нас это было высшей мерой наказания, которая практически не применялась. Я знаю о двух случаях за 10 лет. Это немного, учитывая высокий уровень дисциплины, но...
Чтобы таких проблем не возникало, у нас обычно устраивали предполевые, на которых ребята осваивали личное снаряжение, приобретали какие-то практические навыки. Параллельно готовились к слётам. Продолжались предполевые 2- дня. Тренировка замечательная и время притереться есть.
Десять лет спустя
Я со своей ЮГП уже 10 лет. Даже уехав в Москву, стараюсь не терять связь. Недавно верстал две книги нашего геолога-наставника Юрия Григорьевича - монографию "Яшмы Южного Урала"и "ЮГП уходит в поле (Опыт внеклассной работы...)". В позапрошлом году ездил на полевые в качестве одного из руководителей.
Многое за это время изменилось. Прошёл ремонт музея - славная страница нашей истории. Увеличили площадь экспозиции в полтора раза. Яшмы выставили в три раза больше. И хотя для музея, даже небольшого, верна поговорка "Два раза переехать - один раз погореть", стало лучше. Что еще? Появилась своя камнерезная мастерская, камнерезный кружок. В нём ребята полировали яшму для нашего и для Свердловского краеведческого музеев, учились работать с камнем. Такие письменные приборы делали! Гораздо лучше магазинных. Уж на что я туда мало ходил, а успели научить чему-то! Маме на четыре дня рождения сделал родонитовый, яшмовый, амазонитовый и лазуритовый наборы. А теперь в камнерезке малое (или большое?) предприятие... Это, видимо, тоже тема для отдельного грустного разговора: может ли у детского коллектива быть что-то, что способно давать деньги? Наверное, нет. По крайней мере, в наше время.
А ещё у нас было примерно 30 тонн коллекционной яшмы - результат многолетней полевой работы. С научной точки зрения такая коллекция просто уникальна. Казалось бы, работай, изучай. Но... Сейчас её помаленьку таскают в камнерезку. И главное, слова-то говорят правильные: иначе, мол, сейчас не выжить. А всё равно жалко и обидно... Коллекцию на шкатулки... Придумали!
ЮГП за это время пережила расцвет: ребят было много, занятия вели шесть человек. И упадок: остался практически один Юрий Григорьевич. В этом году кружку будет 28 лет, ЮГП - 20 лет, юбилей, а музею - 16 лет. Немало... Уже приходят дети первых ребят... Наверное, я оптимист, но мне кажется, что всё ещё возродится. А если и не судьба, если "наша планета закончит свой цикл", то мы всё равно не так уж мало успели. И я постараюсь сделать что смогу для того, чтобы наш опыт не пропал. Не такая это дешёвая вещь, чтобы терять её.
* * *
Как много осталось за кадром... Экспедиции за яшмой, поездка в Забайкалье, поездки на самоцветные копи, песни у костра. Не назвал я многих хороших людей, не обругал нехороших. Где-то ничего не сказал о трудностях... Но ведь нельзя объять необъятное, правда? Я просто старался рассказать о юных геологах и поставить какие-то вопросы, сформулировать темы.
Выделю их:
- Понимание Командорства как работы с детьми;
- Организация "зимних занятий"и "летней практики"в отрядах разного профиля;
- Гордость за свой отряд. Когда она появляется? Важна ли она? Почему в командных соревнованиях гордость за свою команду появляется так быстро?
- Профессионализм занятий. Если в геологическом кружке столь профессиональные занятия, означает ли это что и в других кружках надо стремится к профессионализму? А в отрядах?
- Высокий отсев и проблема "элитарности". За что вылетают /Автор настоял на использовании своего стиля - прим. редакции./ ребята?
- Доверие к ребёнку. Насколько это важно?
- Проблема адаптации во взрослом мире после ухода из отряда;
- "Опасные" ребята. Надо ли выгонять? Когда?
»
В свободное время мне нравится заниматься спелеологией и путешествовать с семьёй
Илья Жарков
Математический факультет университета штата Канзас Манхэттен, Канзас США
